Главная » Тургенев И.С » Я памятник воздвиг себе нерукотворный. Стихотворение Державина «Памятник»: анализ, история создания Я памятник себе воздвиг державин

Я памятник воздвиг себе нерукотворный. Стихотворение Державина «Памятник»: анализ, история создания Я памятник себе воздвиг державин

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.

Так!- весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;
Всяк будет помнить то в народах неисчетных,
Как из безвестности я тем известен стал,

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о Боге
И истину царям с улыбкой говорить.

О муза! возгордись заслугой справедливой,
И презрит кто тебя, сама тех презирай;
Непринужденною рукой неторопливой
Чело твое зарей бессмертия венчай.

Анализ стихотворения «Памятник» Державина

В нашем представлении Державин часто скрывается за славой своих знаменитых последователей – Пушкина и Лермонтова. Однако его заслуга перед отечественной поэзией очень велика. В XVIII в. еще не существовало современного русского языка. Он был крайне неудобен для понимания, изобиловал древнеславянскими и крайне «тяжеловесными» словами и фразами. Державин постепенно начал вводить в литературу разговорную речь, упрощая и облегчая его восприятие. Державин считался «придворным» поэтом, он был создателем большого числа торжественных од. Вместе с тем он пользовался своим высоким положением для распространения и популяризации русского языка. Главной заслугой в жизни он считал не свое творчество, а общее вклад в создание отечественной литературы. Этому он и посвятил стихотворение «Памятник» (1795 г.).

Произведение, как впоследствии и , сразу же вызвало критические оценки. Державин использует героический слог, ассоциирующийся с классическими древнегреческими образцами. В торжественном стиле он заявляет, что создал нерушимый памятник в свою честь. Он неподвластен никакой силе и даже времени. Более того, поэт уверен, что его душа будет продолжать жить и увеличивать свою славу.

К такому гордому и самоуверенному заявлению делается небольшое, но очень значительное замечание: «доколь славянов род вселенна будет чтить». Оно объясняет пафос Державина. Поэт прославляет свой вклад в русскую литературу. У Державина были основания для такого утверждения. В русской поэзии на рубеже XVIII-XIX вв. он был действительно самым ярким представителем. Благодаря поэту русская литература смогла серьезно заявить о себе. Державин страстно желал, чтобы она заняла достойное место в мировой культуре.

Свой личный вклад поэт видит, прежде всего, в приближении поэзии к большей части населения. Он считает это дерзостью, так как раньше литература считалась уделом только высшего сословия.

В конце стихотворение окончательно теряет личную окраску. Державин обращается непосредственно к музе поэзии, перед которой преклоняется и воздает ей заслуженную честь.

В ответ на упреки в нескромности поэт справедливо отвечал, что за возвышенными словами критики не видят главного смысла стихотворения. Он всегда стремился к развитию национальной литературы. Очень важным он считал ее распространение среди всех слоев населения. Это приведет к появлению новых талантов, которые продолжат его великое дело и станут свидетельством того, что душа поэта продолжает жить. В этом и заключается бессмертие Державина.

10:34 22.08.2016 | КУЛЬТУРА

180 лет назад, 21 августа (по старому стилю) 1836 года А.С. Пушкин создал своё знаменитое стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»

«Я ВОЗДВИГ ПАМЯТНИК…»

Редкое стихотворение было удостоено такого внимания именитых литераторов последующих поколений как заключительная, тридцатая, ода третьей книги древнеримского поэта-лирика Квинта Горация Флакка (65-8 гг. до н.э.) «Памятник», известная также под названием «К Мельпомене»*.

Первым из российских авторов обратился к этому произведению Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765). В 1747 году, в плодотворный период создания своих классических од, поэт осуществил и перевод оды Горация «К Мельпомене», став, по сути, первооткрывателем этого звучного стихотворения для отечественных почитателей изящной словесности:

Я знак бессмертия себе воздвигнул

Превыше пирамид и крепче меди,

Что бурный Аквилон* сотреть не может,

Ни множество веков, ни едка древность.

Не вовсе я умру, но смерть оставит

Велику часть мою, как жизнь скончаю.

Я буду возрастать повсюду славой,

Пока великий Рим владеет светом.

Где быстрыми шумит струями Авфид*,

Где Давнус* царствовал в простом народе,

Отечество моё молчать не будет,

Что мне незнатный род препятством не был,

Чтоб внесть в Италию стихи эольски*

И первому звенеть Алцейской лирой*.

Взгордися праведной заслугой, муза,

И увенчай главу дельфийским* лавром.

Ломоносовский перевод выполнен по содержанию весьма близко к оригиналу. Ритмической основой здесь является пятистопный ямб, правда, ещё не настолько отточенный как у грядущих корифеев изящной словесности («едка древность», «велику часть», «стихи эольски»), но ведь это всего лишь середина ХVIII века.

Вне сомнения, ломоносовский перевод оды Горация обратил внимание на это произведение и певцов екатерининской эпохи. Ещё из школьной хрестоматии известно нам вольное переложение знаменитого стихотворения Гавриилом Романовичем Державиным (1747-1816):

Памятник

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,

Металлов твёрже он и выше пирамид;

Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,

И времени полёт его не сокрушит.

Так – весь я не умру: но часть меня большая,

От тлена убежав, по смерти станет жить,

И слава возрастёт моя, не увядая,

Доколь Славянов род вселенна будет чтить.

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Чёрных,

Где Волга, Дон, Нева, с Рифея* льёт Урал;

Всяк будет помнить то в народах неисчётных,

Как из безвестности я тем известен стал,

Что первый я дерзнул в забавном Русском слоге

О добродетелях Фелицы* вогласить,

И истину царям с улыбкой говорить.

О Муза! Возгордись заслугой справедливой,

И презрит кто тебя, сама тех презирай;

Непринуждённою рукой, неторопливой,

Чело своё зарёй бессмертия венчай.

Видный представитель классицизма так же, как и Ломоносов, использовал эту оду в качестве трибуны для высказывания своего жизненного кредо. Правда, лексикон здесь уже более современный: поэт «дерзнул в забавном Русском слоге» преподнести на читательский суд образный строй мыслей древнеримского гения, тем самым перенеся прихотливое древо горациевой лирики на родную суровую почву.

А взращён сей чудесный сад был другим автором, родственником Державина, поэтом и драматургом Василием Васильевичем Капнистом (1758-1823), в течение более двух десятков последних лет своей жизни занимавшимся переложением од Горация и даже пытавшимся в начале 1820 годов выпустить эти переводы отдельным изданием:

«Памятник» Горация

Кн. III. Ода ХХХ

Я памятник себе воздвигнул долговечный,

Превыше пирамид и крепче меди он.

Ни едкие дожди, ни бурный Аквилон,

Ни цепь несметных лет, ни время быстротечно

Не сокрушат его. Не весь умру я, нет:

Большая часть меня от строгих парк* уйдет;

В потомстве возрасту я славой справедливой;

И в гордый Капитол* с весталкой* молчаливой

Доколе будет жрец торжественно всходить,

Не перестанет всем молва о мне твердить,

Что тамо, где Авфид стремит ревущи воды,

И в дебрях, где простым народом Давн владел,

Я первый, вознесясь от низкия породы,

В латинские стихи эольску меру ввел.

Гордись блистательным отличьем, Мельпомена!

Гордись: права тебе достоинство дало,

Из лавра дельфского, в честь Фебу* посвященна,

Венок бессмертный свив, укрась моё чело.

Интересно, что в архиве Державина сохранился ещё один, но менее удачный, перевод этой оды Горация Капнистом («Се памятник воздвигнут мною…», 1795). Творчество В.В. Капниста развивалось от приверженности к классицизму до так именуемого предромантизма: поэт в своих подражаниях Горацию явил себя как предтеча «психологической» лирики Константина Николаевича Батюшкова (1787-1855). Не мудрено, что он, словно бы следуя примеру предшественников, так же попытался показать читателям «своего» Горация. По злому року судьбы, произведение стало едва ли не прощальным в творческом наследии поэта: оно было написано 8 июля 1826 года, уже во время душевной болезни, которая настигла К.Н. Батюшкова в начале двадцатых годов позапрошлого века и в дальнейшем навсегда отвратила этого талантливейшего автора, одного из зачинателей российского романтизма, от литературы:

Подражание Горацию

Я памятник воздвиг огромный и чудесный,

Прославя вас в стихах: не знает смерти он!

Как образ ваш и добрый и прелестный

(И в том порукою наш друг Наполеон),

Не знаю смерти я. И все мои творенья,

От тлена убежав, в печати будут жить:

Не Аполлон, но я кую сей цепи звенья,

В которую могу вселенну заключить.

Так первый я дерзнул в забавном русском слоге

О добродетели Елизы говорить,

В сердечной простоте беседовать о Боге

И истину царям громами возгласить.

Царицы, царствуйте, и ты, императрица!

Не царствуйте, цари: я сам на Пинде* царь!

Венера мне сестра, и ты моя сестрица,

А кесарь мой – святой косарь.

Потрясает заключительная строфа произведения, несущая на себе отблеск гениального прозрения сквозь всё более сгущающийся туман нарастающей душевной болезни поэта. На этом творчество для К.Н. Батюшкова закончилось.

По сути, итоговым стихотворным произведением стал вольный перевод оды Горация и для Александра Сергеевича Пушкина (1799-1837):

Exegi monumentum

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастёт народная тропа,

Вознёсся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру – душа в заветной лире

Мой прах переживёт и тленья убежит –

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,

И назовёт меня всяк сущий в ней язык,

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я Свободу,

И милость к падшим призывал.

Веленью Божию, о муза, будь послушна,

Обиды не страшась, не требуя венца,

Хвалу и клевету приемли равнодушно

И не оспоривай глупца.

Безусловно, 21 августа 1836 года, в день создания этого, ныне хрестоматийного, произведения, поэт видел перед собой не только латинский текст Горация, но и слышал в своём сердце металлический звон державинского перевода удивительной оды. Вот какую сравнительную характеристику впоследствии дал этим стихотворениям прозаик, публицист и литературный критик Николай Гаврилович Чернышевский (1828-1883): «В своей поэзии что ценил он (Державин. – Вл.Х.)? Служение на пользу общую. То же думал и Пушкин. Любопытно в этом отношении сравнить, как они видоизменяют существенную мысль Горациевой оды «Памятник», выставляя свои права на бессмертие. Гораций говорит: «Я считаю себя достойным славы за то, что хорошо писал стихи». Державин заменяет это другим: «Я считаю себя достойным славы за то, что говорил правду и народу и царям»; Пушкин – «за то, что я благодетельно действовал на юношество и защищал страдальцев».

В 1854 году ода заинтересовала Афанасия Афанасьевича Фета (1820-1895), впоследствии издавшего книгу полного перевода всех сочинений Горация:

Воздвиг я памятник вечнее меди прочной

И зданий царственных превыше пирамид;

Его ни едкий дождь, ни Аквилон полночный,

Ни ряд бесчисленных годов не истребит.

Нет, я не весь умру, и жизни лучшей долей

Избегну похорон, и славный мой венец

Всё будет зеленеть, доколе в Капитолий

С безмолвной девою верховный ходит жрец.

И скажут, что рождён, где Ауфид говорливый

Стремительно бежит; где средь безводных стран

С престола Давн судил народ трудолюбивый;

Что из ничтожества был славой я избран

Свёл песнь Италии. О, Мельпомена! Свей

Заслуге гордой в честь сама венец дельфийский

И лавром увенчай руно моих кудрей.

Если некоторые переложения оды, созданные отечественными авторами, выполнены в стиле «а ля рюс», то подражание Горацию Валерия Яковлевича Брюсова (1873-1924), конечно же, вполне можно отнести, если так выразиться, к стилю «а ля брюс», настолько явно обозначена здесь именно личная позиция этого видного символиста старшего поколения:

Памятник

Sume superbiam…

(Преисполнись гордости…)

Мой памятник стоит, из строф созвучных сложен.

Кричите, буйствуйте, – его вам не свалить!

Распад певучих слов в грядущем невозможен, –

Я есмь и вечно должен быть.

И станов всех бойцы, и люди разных вкусов,

В каморке бедняка и во дворце царя,

Ликуя, назовут меня – Валерий Брюсов,

О друге с дружбой говоря.

В сады Украйны, в шум и яркий сон столицы,

К преддверьям Индии, на берег Иртыша, –

Повсюду долетят горящие страницы,

В которых спит моя душа.

За многих думал я, за всех знал муки страсти,

Но станет ясно всем, что эта песнь – о них,

И у далёких грёз в неодолимой власти

Прославят гордо каждый стих.

И в новых звуках зов проникнет за пределы

Печальной родины, и немец, и француз

Покорно повторят мой стих осиротелый –

Подарок благосклонных Муз.

Что слава наших дней? случайная забава!

Что клевета друзей? – презрение хулам!

Венчай моё чело, иных столетий Слава,

Вводя меня в всемирный храм.

Перу видного символиста принадлежат ещё три переложения этого произведения («Я памятник создам не на земной твердыне…», 1894; «Памятник я воздвиг меди нетленнее…», 1913), а в 1918-м Валерий Брюсов, уделявший в последние годы жизни немалое внимание научной работе в области литературы, показал своё умение в переводе оды размером подлинника, то есть 1-й Асклепиадовой строфы («Вековечней воздвиг меди я памятник…»).

С этим произведением вправе посоперничать перевод, выполненный известным поэтом, прозаиком, литературоведом Сергеем Васильевичем Шервинским (1892-1991):

Памятник

Создал памятник я, бронзы литой прочней,

Царственных пирамид выше поднявшийся.

Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой

Не разрушат его, не сокрушит и ряд

Нескончаемых лет, время бегущее.

Нет, не весь я умру, лучшая часть моя

Избежит похорон. Буду я вновь и вновь

Восхваляем, доколь по Капитолию

Жрец верховный ведёт деву безмолвную.

Назван буду везде – там, где неистовый

Авфид ропщет, где Давн, скудный водой, царём

Был у грубых селян. Встав из ничтожества,

Первым я приобщил песню Эолии

К италийским стихам. Славой заслуженной,

Мельпомена, гордись и, благосклонная,

Ныне лаврами Дельф мне увенчай главу.

Ещё целая плеяда профессиональных поэтов-переводчиков донесла до российских читателей терпкий аромат мелодической речи древнеримского классика, воспринятый им от лириков Древней Эллады. Известны переводы размером подлинника Б.В. Никольского («Долговечней меди воздвиг я памятник…», 1899), А.П. Семёнова-Тян-Шанского («Создан памятник мной. Он вековечнее…», 1916), Н.И. Шатерникова («Создал памятник я, меди нетленнее…», 1935); полный перевод всех од смог произвести П.Ф. Порфиров («Кончен памятник мой, – медных статуй прочней…», 1902). Интересны переложения, выполненные А.Х. Востоковым («Крепче меди себе создал я памятник…», 1806), С.А. Тучковым («Я памятник себе поставил…», 1816), Н.Ф. Фокковым («Я воздвиг монумент, бронз вековечнее…», 1873), А.А. Беломорским («Я воздвиг монумент, незаметный на вид…», 1896), А.А. Френкелем («Я кончил труд… Его не предадут забвенью…», 1899), Н. Гейнрихсеном («Воздвиг я памятник металла долговечней…», 1910), В.Н. Крачковским («Воздвиг я памятник могучий!», «Я мавзолей себе сооружил чудесный!», 1913), Я.Э. Голосовкером («Создал памятник я меди победнее…», 1955), Н.В. Вулихом («Памятник я воздвиг, меди прочнее он…», 1961). Переводили это произведение и российские авторы нынешнего времени, в числе которых В.А. Алексеев (1989), П. Бобцов (1998), В. Валевский (2010), Ш. Крол (2006), Б. Лапков (2000), А.М. Пупышев (2010), Г.М. Север (2008), В.Г. Степанов (1996, 2008, 2016), С. Суворова (1998), Р. Торпусман (2010), Ю. Шугрина (2006). Знакомы с «Памятником» и почитатели поэзии многих стран мира. В числе других авторов свой вольный стихотворный отклик на оду оставили: немец Симон Дах в середине ХVII века («Я труд свой завершил: ему ни огнь, ни ветер…»; на русский язык перевёл В.Х. Гильманов) и поляк Адам Мицкевич в 1833 году («Встал памятник мой над пулавских крыш стеклом…»; на русский язык перевёл С.И. Кирсанов).

Смел ли мечтать о подобном признании сын бывшего раба, вольноотпущенника, сначала сподвижник Брута, а затем, после поражения в битве при Филиппах, поэт при дворе Октавиана Августа и друг Гая Цильния Мецената, невысокий ростом, седой вспыльчивый человек Квинт Гораций Флакк, когда в 23 году до Рождества Христова взволнованно произнёс начальные строки эпилогового стихотворения своего будущего сборника од: –Ехegi monumentum… Я воздвиг памятник…

Прошептал и неспешно сошёл в призрачную тень, дабы хоть на время сокрыться от обжигающих его чело зенитных лучей славы поэта «золотой середины». Но их негасимый отблеск и сквозь столетия звучит в том, знакомом со школьных лет, в том, великом, пушкинском: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»

Примечания:

* Мельпомена – муза трагической поэзии;

* Аквилон – северный и северо-восточный ветер у древних греков;

1998-1999, 2016 Владимир Хомяков, город Сасово.

Читать стих “Памятник” Державина Гавриила Романовича необходимо как переложение схожего произведения, написанного Горацием. В то же время эта ода совершенно самостоятельна и выражает взгляды поэта. Написанная в 1795 году, она является попыткой поиска ответа на непростой вопрос – что же ждет стихотворения после того, как их творец уйдет. Изучая оду в классе на уроке литературы, легко увидеть ее глубину и проникновенность. Державин придавал своему наследию много значения – и он выражает уверенность, что оно останется жить и после его собственной смерти.

На фоне этого интересен тот факт, что настоящий вклад поэта в литературу был оценен только в следующем веке – и в тексте стихотворения Державина “Памятник”, который в школе нужно учить полностью, можно увидеть своеобразное предвидение этого. Многие критики посчитали, что автор оды кичится собой и делает нескромные заявления, но достаточно вдуматься в ее содержание, прочитав онлайн, чтобы увидеть, что на самом деле это не так.

Как справедливо указано в этом произведении, Державин заложил основы поэтической традиции и хотел, чтобы ее продолжали талантливые поэты. Спустя долгое время один из них отдаст дань его памяти, написав собственное стихотворение с аналогичным названием – это будет Пушкин.

Так! - весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям с улыбкой говорить.

]» (кн. III, ода 30). Наиболее близкий к оригиналу перевод сделан Ломоносовым в 1747 году.
В 1795 году Державин написал стихотворение «Памятник», которому суждено было оставить заметный след в истории русской поэзии. В этом произведении Державин попытался осмыслить свою поэтическую деятельность, свое место в русской литературе. Хотя стихотворение написано за много лет до смерти поэта, оно носит как бы итоговый характер, представляет своего рода поэтическое завещание Державина.

По теме и композиции данное стихотворение восходит к оде 30 римского поэта Горация «Создал памятник я...» («К Мельпомене») из третьей книги его од. Однако, несмотря на это внешнее сходство, Белинский в упоминавшейся выше статье «Сочинения Державина» счел необходимым отметить оригинальность державинского стихотворения, его существенное отличие от оды Горация: «Хотя мысль этого превосходного стихотворения взята Державиным у Горация, но он умел выразить в такой оригинальной, одному ему свойственной форме, так хорошо применить ее к себе, что честь этой мысли так же принадлежит ему, как и Горацию».

Как известно, эту традицию своеобразного осмысления пройденного литературного пути, традицию, идущую от Горация и Державина, воспринял и творчески развил в стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» (1836) А. С. Пушкин. Но при этом Гораций, Державин и Пушкин, подводя итог своей творческой деятельности, различно оценивали свои поэтические заслуги, по-разному формулировали свои права на бессмертие.

Гораций считал себя достойным славы за то, что хорошо писал стихи, сумел передать на латинском языке неповторимую гармонию, ритмы и стихотворные размеры древнегреческих лириков – эолийских поэтов Алкея и Сапфо: «Первым я приобщил песню Эолии к италийским стихам...»

Державин в «Памятнике» особо выделяет свою поэтическую искренность и гражданскую смелость, свое умение говорить просто, понятно и доступно о самых высоких материях. Именно в этом, а также в своеобразии своего «забавного русского слога» он видит неоспоримое достоинство своих стихотворений, свою высшую заслугу перед русской поэзией:

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге О добродетелях Фелицы возгласить, В сердечной простоте беседовать о Боге И истину царям с улыбкой говорить.

Пушкин же утверждал, что право на всенародную любовь он заслужил гуманностью своей поэзии, тем, что своей лирой он пробуждал «чувства добрые». Взяв за основу своего стихотворения державинский «Памятник» и специально подчеркивая это целым рядом художественных деталей, образов, мотивов, Пушкин давал тем самым понять, как тесно связан он с Державиным исторической и духовной преемственностью. Эту преемственность, это непреходящее значение поэзии Державина в истории русской литературы очень хорошо показал в статье «Сочинения Державина» Белинский: «Если Пушкин имел сильное влияние на современных ему и явившихся после него поэтов, то Державин имел сильное влияние на Пушкина. Поэзия не родится вдруг, но, как все живое, развивается исторически: Державин был первым живым глаголом юной поэзии русской». ()

3. ...Как из безвестности я тем известен стал и проч. – «Автор из всех российских писателей был первый, который в простом забавном легком слоге писал лирические песни и, шутя, прославлял императрицу, чем и стал известен» («Объяснения...»). (

Я памятник воздвиг себе нерукотворный. Стихотворение Державина «Памятник»: анализ, история создания Я памятник себе воздвиг державин

Анализ стихотворения «Памятник» Державина

Популярное