Японские народные сказки. Коми народная сказка Коми писатели рассказы о животных

Сказки Коми

Мышь и сорока

Республика Коми - суверенное государство в составе Российской

Федерации. Столица - город Сыктывкар. Важнейшие исторические даты.

1992 г. - преобразование Коми АССР в Республику Коми.

Древнейшие люди на территории Коми края появились около 300 тыс. лет

тому назад. Аборигены Коми края, называемые в коми народных преданиях

чудью, появились в бассейне р. Вычегды во второй половине 1 тыс. н. э.

Первые упоминания о землях, заселенных древними коми, встречаются в русских

летописных хрониках 12 в. В них указывалось, что основными занятиями местных

жителей были охота и рыболовство. Товарное значение имела прежде всего

пушнина. Она рассматривалась как основной продукт, вывозимый из Коми края

иностранными купцами в обмен на изделия из бронзы, драгоценных металлов и

камней. Развивалось земледелие, скотоводство, собирательство, а также мелкие

ремесленные производства. С 12 века Коми край неизменно входил в состав

Новгородских владений. В течение 12-13 веков основным соперником Новгорода

за обладание северо-восточными землями было Владимиро-Суздальское княжество.

В 14 в. суздальские владения были включены в состав выросшего и окрепшего

Московского княжества. В 14-15 в.в. в результате упорной борьбы между

Москвой и Новгородом этническая территория коми была окончательно

присоединена к Великому княжеству Московскому и с конца 15 в. стала

неотъемлемой частью Русского централизованного государства. Вхождению Коми

края в состав Русского государства в немалой степени способствовала

христианизация его населения в форме православия, проводником которой

выступил устюжский монах Стефан.

Промышленность в Республике Коми имеет давнюю историю. Край издревле

привлекал внимание русских князей и царей не только пушниной. Для чеканки

монеты на Московском монетном дворе требовалось много серебра. На Руси

месторождений последнего не имелось. Между тем уже с первой четверти 13

столетия ходили слухи о том, сто серебро и медь есть на далекой северной

речке Цильме. Для поисков и разработки серебряной и медной руды Иван 3

весной 1491 г. отправил на Цильму экспедицию. 1491 год принято считать

началом горнометаллургического промысла в Московском государстве. Затем были

найдены залежи каменного угля, нефти и газа, золота.

Произведения народного творчества, отражающие национальную специфику

разнообразны. Это ткачество, вышивка, изделия из бересты и дерева,

гончарство, обработка металла, на севере - обработка меха.

Устраивать качание на качелях с наступлением весеннего тепла - древняя

традиция многих народов, в том числе финно-угорских, к коим относится и коми

народ. В традиционных представлениях земледельческих народов качели были

магическим средством увеличения плодородия. Качели были одним из любимых

развлечений у сельской молодежи коми во время пасхальных гуляний. Поставить

качели старались до наступления рассвета - так, чтобы никто не видел самого

процесса их возведения. Место для качелей выбирали в центре села, около

церкви, либо за селом - на прибрежных лугах. На больших пасхальных качелях

разрешалось качаться только неженатой молодежи.

В 1987 году в культурной жизни Республики Коми произошло событие,

значимость которого во многом еще предстоит оценить: изд-во Наука выпустило

том под названием Коми народный эпос. Почти полтора столетия потребовалось

для того, чтобы сочетание редкой научной удачи и личного энтузиазма сделало

возможным открытие, сопоставимое с публикацией в прошлом веке в Финляндии

эпоса Калевала. Собрал, обработал и издал свод коми эпических текстов

доктор филологических наук, профессор Анатолий Константинович Микушев.

Выдающиеся деятели Республики коми: Коми писатель и ученый

энциклопедист К.Ф.Жаков, всемирно известный социолог П.А. Сорокин после

революции оказался в Европе, а затем в Америке, где преподавал в Гарвардском

университете. Первый коми поэт, основоположник коми национальной литературы,

ученый-лингвист Иван Алексеевич Куратов. Виктор Савин - коми поэт,

драматург, журналист, композитор, известный общественный деятель 20-30-х

Мышь и сорока

Жили-были сестрица-мышка и сестрица-сорока. Однажды собралась мышка на

работу и говорит сороке:

Я, сестрица-сорока, за сеном схожу, а ты пока приберись в доме да

поставь варить суп.

Ушла мышка, а сорока стала прибираться и варить суп. Варила, варила

суп-то, да и свалилась в горшок вниз головой.

Пришла мышь домой, стучится:

Сестрица-сорока, открой!

Долго стучалась, но никто не откликнулся. Юркнула она в норку, зашла в

сарай, сметала сено и опять побежала в избу. Только нет как нет там

сестрицы-сороки.

Достала тогда мышка суп из печки, чтобы поесть, тут и увидела в горшке

сестрицу-сороку. Что поделаешь, съела она сорочье мясо, а грудную

кость-лодочку утащила на речку, села в нее и запела:

Мышь плывет-качается:

хвост,Парус-соболий хвост.

Идет навстречу заяц, говорит:

Ну хоть одну лапку поставлю, на одной постою...

Ну что с тобой делать, садись. Поплыли они дальше вдвоем, мышка опять

Мышь плывет-качается:

Лодка у нее - сорочья грудина,Весло - бобровый хвост,Шест - выдрин

хвост,Парус - соболий хвост.

Под крутым бережком подгребет,Под песчаным бережком - подтолкнет.

Повстречалась им лиса, говорит:

Сестрица-мышка, возьми меня в лодку.

Не возьму, лодка у меня маленькая.

Ну хоть одну лапу поставлю, на одной постою...

Ну что с тобой делать, садись. Плывут они втроем, мышка опять поет

свою песенку:

Мышь плывет-качается:

Лодка у нее - сорочья грудина,Весло-бобровый хвост,Шест - выдрин

хвост,Парус - соболий хвост.

Под крутым бережком подгребет,Под песчаным бережком - подтолкнет.

Повстречался им медведь, говорит:

Сестрица-мышка, возьми меня в лодку.

Не возьму, лодка у меня маленькая.

Ну хоть одну ногу поставлю, на одной постою.

Нет, ты много места займешь, лодку опрокинешь.

Тогда я сяду, чтоб она не перевернулась. Сел медведь в лодку-то и

утопил всех!

Жил-был крестьянин. Было у него три сына: старший - Василей, средний -

Пёдор и младший - Иван. Был Иван седуном, с печи не слезал, все сидит там,

бывало, да глину колупает. А два других брата - те не глупые, толковые. Вот

заболел как-то отец, совсем ослабел. Позвал сыновей, говорит:

Ну, сыновья мои, видно, помирать мне пришла пора, не поправлюсь уже.

Похороните меня, а потом три ночи навещайте могилу. В первую ночь пусть

Василей придет, во вторую - Педор, а после и ты приходи, Седун.

Так простился отец с сыновьями, да тут же и отошел. Похоронили они его

честь по чести. Наступил вечер, пора идти на могилу старшему сыну.

Василей и говорит:

Не сходишь ли ты, Седун, на могилу отца вместо меня? Я куплю тебе за

то красную рубаху.

Ладно, схожу,- согласился Седун. Давно он заглядывался на красную

рубаху. Собрался не мешкая и пошел.

Проспал ночку на могиле отца Седун, а утром отец подарил ему красного

красавца коня. Доволен Седун. Отвел скорей коня к ручью, сам же как ни в чем

не бывало пошел домой.

Вот вторая ночь приближается, надо идти на кладбище среднему брату -

Педору. Вечером просит Педор Седуна:

Не сходишь ли ты, Иван, вместо меня на могилу? Я справлю тебе за это

пару сапог.

Схожу,- опять согласился Седун. И на что ему вроде сапоги? Никуда

ведь не ходит. Да, видно, надо и ему покрасоваться - пошел.

Проспал Седун вторую ночь на могиле отца, утром получил в подарок

серого коня. Седун рад, отвел и этого коня к ручью.

Когда приблизилась третья ночь и настал черед самого Седуна идти на

кладбище, он подумал, что теперь уж никто ему за это не заплатит. Поплелся,

однако, проспал на могиле отца и третью ночь. Утром отец подарил младшему

сыну вороного коня. Отвел Седун и воронка к тому же ручью.

А той стороной правил царь, и было у царя три дочери: Марья, Василиса и

Марпида. И пришла им пора выбирать себе женихов. Царь дал девицам по

шелковому платку: одной красивый-прекрасивый платок, другой еще краше, а

младшей, Марпиде-царевне, самый красивый, весь огнем горит.

Утром вывесила на балкон свой платок старшая дочь.

Кто достанет платок,-объявили по всему царству,- тому и быть женихом!

Услыхал это народ - со всех сторон ко дворцу потянулся. Братья Седуна

тоже засобирались.

Может, и нам счастье улыбнется! - думают про себя.

Увидел их сборы Седун, запросился:

Братья, не возьмете ли и меня с собой? Те только смеются:

Куда тебе, дураку! Сидел бы уж на печи. Запрягли они в сани старую

отцовскую клячу и поехали.

А Седун пошел к ручью, кликнул там красного коня и влез ему в ухо.

В одном ухе попарился-помылся, в другом - оделся-обулся и вышел такой

красивый да сильный - молодец молодцом!

Вскочил молодец на коня и вскоре догнал своих братьев - они на кляче-то

недалеко и уехали. Догнал и, не останавливаясь, только наклонившись, ударил

на скаку по уху одного брата, ударил другого и просвистел мимо. Повалились

братья на колени.

Свят, свят,- говорят,- никак, Илья-пророк промчался!

А Седун промчался к цареву дворцу, выше балкона подпрыгнул, но платок

оставил, не взял.

Дивится народ:

Вот ведь может, а не берет!

Наверно, какой-нибудь счастливец и достал потом этот платок, но Седун

не видел. На обратном пути он еще раз повстречал своих братьев, опять дал по

уху одному и другому. Повалились братья на колени.

Свят, свят,- говорят,- и верно Илья-пророк, как застращал!

Когда братья домой воротились, Седун на печи лежал - он давно уж

прискакал, коня к ручью отпустил, а сам на свое место влез.

Ну, братцы, что видели-слышали? -спрашивает.

Ничего не видели,- говорят.- Кто-то снял уж платок, не про нас он,

видно... Только Илья-пророк по дороге проскакал мимо, застращал нас сильно.

А я так никакого грома не слышал. Сидели бы и вы дома-лучше было

бы,-говорит Седун. На другой день средняя дочь вывесила платок. Братья опять

собрались- может, на этот раз повезет. Попросился было Седун:

Возьмите и меня!

Да они только рассмеялись:

Молчи уж, дурак, куда ты пойдешь! Лежи себе на печи.

Запрягли свою клячу и поехали.

Слез Седун с печи, пошел к ручью, кликнул другого коня, серого. В одно

ухо влез - помылся-попарился, в другом оделся-обулся, опять сильным да

красивым молодцом явился. Вскочил на серого коня и поскакал. Как догнал

братьев, опять, не слезая с седла, одному дал раз, другому, повалились они

на колени.

Свят, свят! - крестятся.- Илья-пророк промчался, совсем застращал

А Седун подъехал к балкону, подпрыгнул и опять, как в прошлый раз, не

взял платок, только глянул.

Подивились люди:

Вот ведь каков: мог взять платок, а не снял! Поскакал Седун обратно.

Глядит: братья его все еще к цареву дворцу едут. Опять почтил их Седун

затрещинами, повалились они на колени, шепчут:

Свят, свят! Да ведь в самом деле Илья-пророк!

Скоро ли, не скоро, воротились братья домой. Седун спрашивает с печки:

Ну, братья, достался ли сегодня платок?

Не достался нам, кто-то снял уже,- отвечают братья.- Только

Илья-пророк скакал мимо, опять нас стращал...

А я так ничего не слышал,- говорит Седун.- Сидели бы оба дома,

никаких страстей не видали бы.

На третий день младшая из сестер Марпида - царевна вывесила платок.

Народ собрался со всего царства - кто только не хотел достать тот платок!

Завидно братьям, говорят:

Сходим и мы, может, достанется напоследок. Седун тоже не смолчал на

Сегодня и я не останусь дома, поеду с вами! Потом вышел и первый сел

в сани. Посмеялисьбратья, поругали и отговаривать принялись - не вылез Седун

из саней.

Ну, будь по-твоему,- согласились наконец. Довезли Седуна до ручья и

вытолкнули его изсаней. Вытолкнули и, посмеявшись, уехали, а Седун остался.

И то хорошо, что до ручья довезли, самому не тащиться,- улыбнулся

вслед Седун.

Кликнул третьего - вороного коня, в одно ухо влез - попарился-помылся,

в другом - оделся-обулся, такой молодец стал, статный да красивый. Вскочил

на коня и помчался. Ох и досталось от него братьям! Оглянулся, отъехав,- они

все еще на коленях стоят, подняться не смеют...

Свят, свят! - шепчут,- Илья-пророк проскакал, страху нагнал...

Подъехал Седун ко дворцу, разогнал коня, тот прыгнул выше крыши, и

только когда опускался, снял Седун платок у Марпиды-царевны.

Ой, ловите, ловите! - кричат люди. - Кто это? Кто такой?

А как его изловишь, если он верхом пошел, над головами?

На обратном пути вновь встретил Седун братьев- те все еще ко дворцу

ехали - и опять хорошенько отколотил их. Повалились те на колени.

Свят, свят! - крестятся.- Опять Илья-пророк страху на нас нагоняет...

Приехали они домой, а Седун уже на печи.

Завтра, Седун, и ты с нами поедешь, - говорят.

Ну, - удивился Седун,- неужто и меня приглашают?

Завтра все должны быть, даже безногие и слепые, со всего царства.

Царские дочери будут искать в толпе своих женихов.

Ладно, поеду,- согласился Седун,- если только не станете выкидывать

меня из саней. А платок не достали?

Не достали,- отвечают.- Только Илья-пророк вновь такого страху на нас

нагнал, о каком мы и слыхом не слыхивали.

А сидели бы дома, как я, лучше бы дело было.

Улеглись братья спать с вечера, а на рассвете проснулся один и глазам

не верит:

Что такое? Горим, что ли? Не пожар ли в избе?

А это кончик красного платка высунулся во сне из-за пазухи Седуна.

Брат, брат,- стал будить другого,- никак, Седун избу поджег, огонь на

печи вон!

Услышал это Седун, спрятал кончик платка под рубаху, огня-то и не

видать стало. Повскакивали братья, а никакого пожару нет.

Как совсем рассвело, запрягли братья клячу, кликнули с собой Седуна к

царевым хоромам. Глядят, а люди со всех сторон идут и едут - кто может и кто

нет, слепой и безногий, бедный и богатый. К полудню все собрались, никого по

домам не осталось. Седун тоже со всеми торопится.

Этого-то зачем привели? - смеются кругом.- Ведь он - сразу видно - не

Нет,- отвечает царь людям, - все должны быть сегодня здесь!

Когда народ собрался, царь поднес старшей дочери кубок вина, велел

обойти с ним всех людей:

У кого увидишь свой платок, тому поднеси вино, а потом сядь на его

колени-он и будет твоим женихом.

Только пошла старшая дочь обходить гостей, тут же и увидела свой

платок-кто достал, тот ведь прятать не будет.

Батюшка,- говорит девушка,- нашла я своего жениха!

Угостила она суженого вином и села на его колени.

Подал отец кубок вина второй, средней дочери:

Теперь ты обойди гостей, найди, угости своего суженого и сядь к нему

на колени.

Наконец настал черед обходить гостей Марпиде-царевне. Подал ей царь

кубок вина, наставил, как прежде ее сестер. Стала Марпида-царевна обходить

ряды гостей, а платок-то ее немного - самый уголок - высунулся из-за пазухи

Седуна. Глянула на суженого Марпида, так сердце у нее и упало. Прошла она

мимо Седуна, будто ничего и ке заметила, и ни с чем вернулась к отцу.

Не сыскала я, батюшка, платка,- говорит.

Обойди в другой раз,- отвечает царь.- Все равно где-нибудь свой

платок увидишь. Здесь он должен быть, в стороне людей не осталось!

Царевна опять обошла всех и мимо Седуна прошла, только опять будто и не

заметила платка, хотя он теперь наполовину высунулся. Принесла она кубок

вина, поставила на стол.

Не нашла,- говорит,- батюшка, платка. Даже и знать не знаю, где бы он

мог быть...Нахмурился царь.

Так и не сыскала? -опрашивает.- Или плох на вид жених, стыдишься,

должно? Пойди да гляди лучше.

На этот раз не стала царевна обходить гостей, пошла прямо к Седуну,

угостила вином, вытерла ему платком под носом и села рядом. Увидели это

люди, что рядом-то села, хихикать стали.

Нашла? - спросил царь, услышав смешки.

Нашла, батюшка,-проговорила Марпида-царевна, а сама и голову от стыда

не поднимает. Тут увидел царь ее суженого, огорчился.

Тьфу! - говорит.- Ну и сыскала себе жениха, мне зятя...

Да что делать - не откажешься от царского слова. Отправил их царь в

какой-то хлев, в котором то ли свиней, то ли коров прежде держали. Без пира

и почестей отправил.

Уходите,- говорит,- с моих глаз!.. А с двумя другими зятьями пировать

остался. И мы там были- ели-пили...

Вот зашел я как-то к царю и рассказал, что, мол, далеко-далеко водится

златорогий олень. В поле пасется, бегает быстро, да если кто поймает, тот

уж, конечно, самого первого места в царстве...

Понял царь, к чему все это рассказано, говорит зятьям:

Покажите-ка свое уменье-изловите того оленя и приведите сюда.

Ну, засобирались зятья, взяли веревки, кожаные вожжи и отправились в

степь. А Седун говорит жене:

Выйди к отцу, попроси водовозную клячу, я тоже хочу оленя ловить, я

тоже царский зять.

Царевна Марпида пошла к отцу просить клячу для Седуна.

Какую еще клячу нужно этому Седуну? - отмахнулся царь.- Пусть лучше

сидит дома, не смешит людей.

А Марпида-царевна опять просит отца:

Жалко, что ли, клячу-то? Дай ему. Тут уж и матушка-царица слово

замолвила за свою дочь. Отдал царь водовозную кобылу. Худая та была - кожа

да кости. Приполз Седун и сел на нее не как все, а задом наперед. Конец

хвоста в зубы взял, ладонями по бокам хлопает - едет!

Смотрите, смотрите! - кричат кругом люди.- Седун-то, третий царев

зять, тоже поехал оленя ловить!

Задом наперед уселся! Не иначе как он и изловит златорогого оленя!

А Седун знай себе едет да едет, будто и не слышит эти насмешки.

Добрался до своего ручья, схватил за хвост кобылу да как встряхнул - туша

разом отлетела, а в руках только шкура осталась! Повесил он эту шкуру на

изгородь и кликнул своего коня. Прискакал первый, гнедой. Вошел Седун в одно

ухо, помылся-попарился, в другом оделся-обулся и таким молодцом опять стал -

заглядишься! Вскочил на коня, догнал свояков, одного ударил по уху, другого

Свят, свят! Илья-пророк страху нагоняет. А Седун тем временем изловил

в поле златорогого оленя, обратно едет. Увидели Седуна свояки, удивились:

Ты уже обратно едешь, оленя везешь, а мы только на охоту собираемся!

Поздно,-говорит Седун,-я уже изловил златорогого.

Принялись свояки уговаривать Седуна, чтобы он продал им этого оленя.

Ну, ладно,- ответил Седун.- Только плата за него особая. Отрежьте с

ноги по большому пальцу и дайте мне, иначе не получите оленя.

Подумали свояки, да как иначе быть? Отрезали по большому пальцу с ноги,

отдали молодцу. Отдал им Седун златорогого оленя и умчался.

Приехали, привезли зятья оленя царю, любо тому стало, еще радушней их

Вот зятья какую добычу привезли,- хвалит.- Этакого зверя поймать

сумели! Седун вон тоже на охоту отправился, да все нет его. Не видали ли

Не видали,- говорят зятья и опять наперебой рассказывают, как ловили

златорогого красавца.

Немало прошло времени, пока Седун вернулся. До ручья скоро доскакал, да

от ручья плестись пришлось долго. Да еще на лошадиной туше поймал с десяток

ворон-сорок и потащил царю.

Нате,-говорит,-тесть-теща, добычу вам принес!

Тьфу! - только и сказал царь и приказал слугам выбросить птиц

Вот хохоту-то было!

Приковылял Седун в хлев, на кухоньку теперешнюю, к суженой своей - к

столу даже не пригласили...

Пошел я опять к царю и рассказал, что где-то в дальнем краю, слышно,

водится свинка - золотая щетинка. Выслушал царь, говорит:

Ну, зятья, поймайте мне ту свинку - золотую щетинку. Привезете ее -

любимыми зятьями будете.

Ноги хоть и болят у зятьев после недавней охоты на златорогого оленя,

да царю не откажешь. К тому же и любимыми зятьями хочется быть.

Ладно,- говорят,- поймаем.

Взяли сыромятные вожжи и поехали.

А Седун опять свою Марпиду к царю-батюшке посылает:

Сходи, Марпида-царевна, попроси у отца другую клячу, я тоже поеду за

свинкой - золотой щетинкой. Зять ведь я ему!

Пошла Марпида-царевна к отцу, стала просить клячу, а отец стоит на

Не дам! Хватит того, что один раз уже осрамил перед всем честным

Тут царица-матушка опять за дочку заступилась, жалко, видать, стало

царевну, ну, вдвоем иуговорили царя.

Сел Седун на клячу боком и поехал себе потихонечку.

Глядите, глядите,- кричат и хохочут кругом,- Седун опять на охоту

отправился!

Да сидит как, уж научился! Глядишь, и поймает свинку.

А Седун будто и не видит, не слышит ничего, едет да едет. Доехал до

ручья, схватил кобылу за хвост, дернул - туша отлетела, а шкуру повесил на

изгородь. Кликнул своего второго, серого коня, опять вошел в одно ухо -

попарился-помылся, в другом оделся-обулся, вновь стал статным да красивым.

Вскочил на коня, догнал свояков, дал каждому по уху. Повалились они на

колени, глядят вслед, бормочут:

Свят, свят! Опять Илья-пророк страху нагоняет.

Поймал Седун свинку - золотую щетинку, на обратном пути встречает

Да ты, кажись, уже с охоты возвращаешься, добрый молодец, а мы все-то

на лов едем! Не продашь ли нам свинку? - спрашивают Седуна.

Продам,- отвечает молодец.

А дорого ли возьмешь?

А снимете со своих спин кожи с ремень шириной, так ваша свинка будет.

Призадумались было свояки, да куда деваться - согласились: сняли один у

другого по полоске кожи и отдали молодцу. Отдал им за то Седун золотую

щетинку и ускакал.

Привезли зятья во дворец небывалую свинку- золотую щетинку, царь пуще

прежнего доволен: выхваляется перед гостями, поит всех, любимых зятьев

Сидят так, пируют все, Седуна, конечно, и не ждет никто, тут он и

возвращается - втрое больше прежнего принес ворон да сорок! Узнал про то

царь, нахмурился:

Опять Седун срамит нас!..

Теперь Седуна не допустили к пирующим, хотя он даже теще гостинец

принес. Повернулся и заковылял в хлев к своей Марпиде...

На этом пиру опять подошли к царю, стали рассказывать, что, мол,

далеко-далеко пасется-гуляет тридцатисаженная кобылица с тридцатью

жеребятами...

Даже в лице изменился царь, услыхав про ту кобылицу. Призвал зятьев,

говорит: Изловить надо ее и жеребят и пригнать ко дворцу! Согласились зятья,

а сами хоть и мнят о себе много, а и ходить уже не могут, прихрамывают.

Собрались, однако, поехали.

Узнал про то Седун, опять уговорил Марпиду пойти к отцу просить третью

клячу - хочется,. видно, вместе со свояками изловить ту кобылицу. Пошла

Марпида к отцу. И не хотел он отдавать Седуну клячу, да царица-матушка

заступилась за дочь, сама приказала кому надо про ту клячу.

Сел Седун на этот раз на лошадь как надо, сидит прямехонько да еще и

погоняет, чтобы рысью шла.

Увидели его люди, смеяться-то еще смеются, да поговаривают:

Смотрите-ка, научился-таки ездить... Ну, добрался Седун до ручья,

схватил кобылицу за хвост, тряхнул ее посильнее. Туша так прочь и отлетела,

а шкуру он удержал, повесил на изгородь. Затем крикнул третьего коня,

вороного. Прискакал конь. Залез Седун в одно ухо - помылся-попарился, в

другом оделся-обулся и стал статным и красивым молодцем. Говорит ему вороной

Возьми, хозяин, с собой три ведра смолы, три сита тонких иголок да

еще прихвати с изгороди три конские шкуры. Без этого не поймать

тридцатисаженную кобылицу, которая там пасется в поле со своими жеребятами.

Как приедем, увидишь - стоит на том поле дуб. Ты полезай на дерево, а меня

покрой конской шкурой, облей смолой и обсыпь иголками из сита, затем сделай

все в точности еще два раза. Сделаешь все, сиди на дереве и глаз не своди с

кобылицы. Как только заметишь, что кобылица умаялась, опустилась на колени,

прыгай с дерева и надевай на нее уздечку. Тогда она покорной станет, пойдет

за тобой, куда прикажешь, а жеребята сами побегут следом.

Взял Седун все, что велел ему конь, и отправился в путь. Свояков,

конечно, опять обогнал на полдороге, и опять попало им от него. Повалились

те на колени: Свят-свят! - бормочут, а Иван летит себе, не останавливается.

Доскакал до поля, где дуб стоит, подъехал к дубу, глядит, кобылица и

впрямь пасется у речки. Седун скорее покрыл своего вороного конской шкурой с

изгороди, облил ведром смолы и осыпал иголками из сита. Затем накинул вторую

и третью шкуры, проделал все, что полагалось, а сам залез на дуб.

А тридцатисаженная кобылица увидела тем временем вороного коня,

кинулась к нему, да как укусит! Если бы не шкуры, смола и иголки, тут бы и

конец ему. Да только старая шкура в рот кобылице попала. Воронко лягается,

бьет кобылицу по бокам, а у той рот шерсти, смолы да иголок полон, кусаться

она больше не может! Все-таки изловчилась, избавилась от этой смолы. Укусила

еще раз, да поболе шкуры захватила, потом в третий раз укусила вороного,

весь рот себе шкурой, смолой да иголками забила!

А вороной знай себе отбивается от нее, лягает. Пала она наконец на

колени. Тут Иван спрыгнул с дуба и взнуздал ее. Покорилась она и пошла за

новым хозяином. Ну а жеребята-куда им от матери?-бегут следом...

Едет Седун обратно молодец молодцом, глядит-навстречу ему свояки

поспешают:

Да ты, оказывается, уже поймал кобылицу, а мы все еще ловить едем!

Поймал уж, вот она,-отвечает Седун.

А не продашь ли нам? - спрашивают.

А что дадите? - спросил Седун. Свояки мнутся, ничего не могут

придумать. А Седун знает: пальцы с ног брал, кожу со спин брал. Не снимать

же головы! Не дождался Иван ответа, поехал, оставив свояков на дороге.

Всегда Иван возвращался в свою хлевушку незаметно, а тут глядит - народ

на улице собрался, ждет. Да и как не заметить, ведь целый табун жеребят у

молодца, кобылица тридцатисаженная да еще его конь вороной! Пыль столбом

поднимается. Кто-то вперед побежал конюшню открывать да помочь коней

загнать. Радуется и царь:

Оленя златорогого зятья поймали, свинку - золотую щетинку поймали,

теперь вот и кобылу тридцатисаженную пригнали с жеребятами!

Про Седуна царь и не вспоминает, разве что гости помянут его:

Ничего, и он скоро принесет свою добычу - ворон да сорок.

Ну, стоят все возле конюшни, ждут. Выбежала и Марпида-царевна, тоже

отперла свой хлев. Дверь у нее на деревянной петле скрипнула сильно. Заметил

царь, рассмеялся:

Ждет, что ли, тоже кого Седуниха? Глянь, а кони идут не в конюшню к

зятьям, а в хлев Седуна! Удивляются люди: Седун, что ли, поймал кобылицу-то

с тридцатью жеребятами? Зашел, правда, в хлев молодец, статный, красивый,-

все заметили, да разве признал бы кто в нем Седуна. А молодец вошел в хлев и

говорит Марпи-де-царевне:

Ну, сходи-ка, жена, растопи баню - дальняя была дорога, запылился.

Истопили баню, собрался он мыться.

Сходи,-говорит,-Марпида, позови отца. Пошла Марпида-царевна к отцу,

Приглашает тебя зять в баню. А тот отказывается:

Велика честь с Седуном в бане мыться - он и так осрамил меня

довольно!

А Седун пришел в баню, подвесил на притолоку пальцы с ног да кожаные

ремни со спин свояков - плату их за златорогого оленя да за свинку - золотую

щетинку - и стал мыться. Царь же сидел-сидел с гостями да пошел-таки в

баню - мыться не мыться, а выманить у Седуна тридцатисаженную кобылицу с

жеребятами. Как-никак к себе он ее в хлев загнал... Только заходит царь в

баню, а ремни да пальцы его любимых зятьев стук да шлеп его по лбу.

Чего это ты тут развесил? - спрашивает царь.

А это,- отвечает Седун,- ремни со спин твоих зятьев да пальцы с их

ног - плата мне за златорогого оленя да свинку - золотую щетинку;Не стал

мыться царь, воротился во дворец. А тут и зятья пожаловали с охоты.

Неразговорчивые вернулись оба, молчаливые, без добычи.

А ну-ка,-говорит царь,-разувайтесь, покажите ноги!

Нечего делать, разулись зятья. Глядит царь, а больших пальцев на ногах

ни у того, ни у другого нет!

А теперь,- приказывает царь,- снимите рубахи.

Сняли зятья и рубахи. А там гостей, народу на пиру! Так и покатились

все от хохота. Все ведь ждали кобылицу тридцатисаженную - и гости, и слуги,

и крестьяне. Смотрят на царевых зятьев-охотников, за животы от смеха

схватились. А зятья разутые и раздетые стоят перед всеми, опустив головы, -

стыдно им.

Я вам не то что царство свое, а и кухню не отдам! - говорит царь.

И прогнал он их со двора с их женами, со своими пожитками и слугами:

Чтобы и духу вашего в моем царстве яе было!

Прогнал, а сам тут же отправился в баню.

А Иван уже помылся в бане и, конечно, не Седуном вышел оттуда.

Помылся-попарился и молодцем стал статным да сильным! Вернулись они с царем

во дворец и семь раз столько же, сколько прежде было, славно

пировали-столовались с гостями. Ну, затем, конечно, Иван стал царем, а сам

прежний царь в бывшие вышел, стариком остался.

А у Марпиды-царевны настала хорошая жизнь. Верно, и сейчас еще

царствует Иван, славно поживает со своей Марпидой-царицей.

Коми-пермяки живут на Западном Урале. Там, где - если смотреть по карте - сги­баются огромным коромыслом верховья реки Камы. Слова «Кама» и «коми» родственные. От­сюда и первая половника названия древнего народа. Вторая же половинка названия произошла от слова «парма». которое затем обернулось словом « Пермь». «Парма» по-коми-пермяцки - это лесистая возвышенность. Таких возвышенностей в здешнем краю много, да и самую безбрежную тайгу местный народ назы­вает так же.

Тайга-парма с её речками, ручьями, зелёными лугови­нами, пашенными нивками кормила и одевала коми-пермяков издавна. В благодарность за это люди дер­жались правила: не трогай ни одною дерева без надобности, не обижай зверей и птиц, в лесу не бранись, не шуми, попил воды из родника - не забудь покло­ниться, сказать спасибо.

Считалось, что за порядком в парме зорко следит лес­ной дух,таинственный охранитель - Вэрись. Он может рассердиться, строго наказать, но может и помочь. Лесных духов, по народным поверьям, было немало, среди них - старичок Пель, Это в угощение ему и себе придумали коми-пермяки пельмени. Пельмень, или, точнее, пельнянь. означает «Пелин хлеб». Вкусные пельмени сначала распространились по Зауралью, по Сибири, а потом и по всем другим местностям.

На крышах изб коми-пермяки любили ставить искусно вырезанные фигурки животных. Их забавный вид принимала деревянная посуда и даже плетённые из берёсты солонки. А яркие, как радуга, тканые по­яски и нынешние рукодельницы всё ещё украшают «звериными» узорами. Тут и оленьи рога, медвежья лапа, ястреб, сорочий следок и чей-то зоркий глаз... Лес, луг подарили коми-пермякам почти готовый музыкальный инструмент - пэляны. Срезанные в густых зарослях дягиля дудки связываются в одну этакую губную гармонику и задорно звучат, помогают весёлым людям плясать и петь. А плясать и петь коми-пермя­ки умеют. Особенно - их ребятишки, В коми-пермяц­ком крае сейчас много детских народных ансамблей, и один из лучших называется «Горадзуль». То есть «золотистый луговой цветок-купавка». В этом ансам­бле, да и во всех других, самых дальних, сельских, участвуют ребята постарше и совсем малыши. Они шлют свой улыбчивый привет каждому читателю жур­нала «Мурзилка». А привет по-коми-пермяцки: «Бур лун!»

Н. ОКОРОКОВА, Л. КУЗЬМИН

Чёрный пень

Поехал мужик зимой в лес по дрова. Нашел ёлку-сухару, давай рубить. Вдруг слышит: кто-то пыхтит сзади. Ог­лянулся мужик, а это вылезает из бер­логи сам Топтыгин, здешний медведь.

Вылезает он, ото сна отряхивается, говорит;

У-ух! Есть хочу! Сейчас, мужик, задеру твою лошадь.

Мужик туда-сюда, не знает, что де­лать. Наконец немножко опомнился, стал просить:

Миленьким Топтыгин! Батюшка Михайло Иваныч! Ты задерёшь мою лошадёнку, а у меня ведь на возу дро­ва. Мне этот воз потом не доставить до­мой... Так будь ласковым, разреши сна­чала мне в деревню съездить, дрова там выгрузить, перед моей старухой хозяйкой отчитаться, а затем уж я с ло­шадёнкой-то прямо к тебе и вернусь.

Послушал медведь, почесал за ухом, сказал:

Ну что ж... Дрова мне ни к чему. Поезжай, увози их. Но помни: если не вернёшься, нагряну ночью в деревню, и не будет тогда ни лошади твоей, им хозяйки, ни тебя самого.

Погнал мужик лошадь с возом в де­ревню. Вывалил дрова у крыльца, вбе­гает в избу, говорит хозяйке - так, мол, и так!

Хозяйка в страхе чуть на пол не села, руками машет:

Езжай, гони обратно! Пускай мед­ведь забирает лошадь, только бы не тронул нас!

И поехал мужик обратно в лес, а навстречу ему лиса, рыжая хитрюга:

Что, мужичок, такой печальный? Что стряслось?

Мужик и лисе объясняет - так, мол, оно и так, такая у меня беда-незадача

А лиса говорит:

Бери меня с собой. Я тебя и твою лошадь выручу. Только за всё за это обещай мне потом выдать хорошее вознаграждение.

Мужик обрадовался, мужику без ло­шади ни дня, ни часа нельзя, он лисе ки­вает:

Обещаю! Конечно, обещаю!

И вот оно, то место, где мужик рубил сухую ёлку. Лиса из саней выскакивает, мужика учит:

Я спрячусь в кустах, а ты жди мед­ведя. Как только он из берлоги выле­зет, я подам голос. Медведь спросит: «Кто это?», а ты отвечай: «Охотник-медвежатник!» Всё понял теперь?

Понял, понял... - говорит мужик и озирается, ждёт медведя.

Топтыга не медлит лишка, он тут как тут.

Молодец! - хвалит мужика.- Молодец, что меня не ослушался.

Мужик кланяется, поддакивает:

Как можно тебя, Михайло Иваныч, ослушаться! Как можно! Мы завсегда тебе служить готовы.

Медведь на дыбки встает, лапу об лапу потирает, глядит на лошадь:

Сейчас подзакусим!

Кха-кха! Kxа-Кха!

Медведь вздрогнул:

Ой, кто это?

Мужик отвечает:

Это лазает по кустам, по сугробам охотник-медвежатник. Наверное, тебя ищет.

А лиса из кустов добавляет страха. Она прежним басом мужику кричит:

– Ты чего там, мужик, делаешь? И что это такое с тобой рядом? Всё чёр­ное, все кряжистое да разлапистое? Уж не сам ли разбойник Михайло? А ну, в сторону отойди - я из ружья бабахну!

Медведь тек и замер, так и присел. Медведь мужику шепчет:

Ой, не говори, что я - это я! Ой, не говори... Ответь: «Это всего-навсего чёрный, обгорелый пень!»

И мужик отвечает в сторону кустов:

Это - пень! Это всего-навсего су­хой, чёрный, обгорелый пень!

А лиса вновь:

Так забирай его к себе в сани! Ве­зи домой на растопку. Да привяжи пок­репче, чтобы по дороге не выпал!

И медведь снова шепчет:

Ой, так и делай... Ой, в сани меня укладывай... Надо нам с этим охотни­ком скорей расстаться!

Мужик руками разводит:

Да не поднять мне тебя... Даже не стронуть с места... Ты вон какой груз­ный!

А я сам взвалюсь...- торопится медведь.- Я сам... Ты только делай вид, что кладёшь меня в сани.

И повалился медведь в сани сам да ещё и попросил:

Не забудь меня опутать верёвкой, а то охотник не поверит.

Такую просьбу мужик выполнил то­же. Так выполнил, что медведю под узлами, под веревкой ни охнуть, ни вздохнуть. А тут и лиса из кустов выско­чила.

Выскочила, уселась прямо на медве­дя, кричит:

Поехали!

Кричит, веселится:

Поехали, мужик, к тебе домой за моим заслуженным вознаграждением!

И вот - едут. Мужик тоже на медве­де пристроился бочком, лисе на радо­стях чуть ли не подпевает:

Не обижу я тебя, кума-лиса, не обижу! Разделаем дома нашу добы­чу, и я тебе вмиг отвалю медвежьего мясца-то целый кус! Да ещё и отвешу шмат сала медвежьего!

Э-э...- говорит лиса.- Хитрень­кий! Словчить надумал. Нет уж, ты за­бирай себе шкуру, хозяйке своей шубу сошьёшь, а мясо и сало отдай мне всё! Но мужик заартачился напрочь, му­жик стоит на своём:

Не жадничай, кума! Получишь кус да шмат!

Лиса не уступает:

Сам не будь скрягой. Всё мне от­давай!

И до того они расшумелись, до того разгорячились, что забыли: медведь-то под ними живёхонек-жив. Он лишь ста­рою верёвкой пока ещё только опутан, а они его делят, спорят.

Лиса кричит:

Мне всё! Мне всё! Мне всё!

Мужик лису перекрикивает:

Кус да шмат! Кус да шмат! Кус да шмат!

С криком, шумом и к деревне подъезжать стали. А там бегали два больших пса - Бутуз и Хват.

Заслышали они мужиково: «Кус да шмат!», подумали, что это он их по кличкам к себе подзывает: «Бутуз да Хват! Бутуз да Хват!» - и бросились с гулким лаем в сторону саней.

И тут медведь страху такого больше не выдержал, упёрся в санное дно, нап­рягся, верёвка лопнула - и все смеша­лось!

Мужик полетел кубарем в сугроб, медведь припустил ходом к лесу, ры­жая лиса за ним, следом - собаки, ло­шадёнка с пустыми санями помчалась галопом к дому.

А мужик вылезает из сугроба, отря­хивается, чешет в досаде затылок:

Вот тебе и мясо! Вот тебе и сало! Никто и не поверит, что оно у меня в санях побывало... А хозяйке моей луч­ше об этом даже не рассказывать! Об­зовёт балаболкой, ротозеем, да ещё, глядишь, вослед за собаками заново в лес пошлёт.

По записям и обработкам В. КЛИМОВА пересказал Л. КУЗЬМИН

Рис. В.ЧАПЛИ

Особенно много общего с русскими сказками в фольклоре Вымских и Удорских коми, вероятно, потому, что жители этих районов наиболее тесно общались с северными русскими.

Тем не менее, при сходстве некоторых персонажей и общности мотивов, коми сказки отличаются от русских большей сложностью композиции, объединением нескольких сюжетов, в русском фольклоре бытующих как отдельные сказки, а также осмыслением сказочного волшебства как магии, воспринимаемой более практичной и реальной, нежели сказочный вымысел.

По этой причине сказки коми порой трудно отличить от бывальщин, быличек и мифологических рассказов, в которых магия подаётся как одна из обычных форм отношений людей, людей и существ иного мира.

Вместо Ёмы, близкой к русской Бабе-яге, или многоголового чудовища Гундыра, которого часто сравнивают со Змеем Горынычем, в коми сказках герою противостоят колдун, колдунья, Волчий царь, Кам, обладающие недоброй магической силой.

Их злой магии герой противопоставляет добрую магию своих помощников, волшебных вещей, а также храбрость, сноровку, хитрость, силу.

Главный герой волшебных сказок, как и в русских сказках, называется Иваном, реже имеет собственное имя (например, Гуак Гуаликович), иногда же его просто называют по происхождению - купеческий сын, царевич, крестьянский сын, сын охотника, сын колдуна или просто - младший сын.

Как правило, герой волшебных сказок действует в двух мирах (царствах). В мире бытовом (в родном селе) он растёт и зреет для будущих подвигов и обычно имеет какой-либо недостаток: он глуп (Иван Сарафанчиков), увечен (Седун), мал (Девочка с веретёнце), ограничен социально (младший сын).

Только в мире фантастическом, в который он попадает, пройдя через дремучий лес, переплыв море, поднявшись на гору или опустившись под землю (воду), он находит себя.

В путь героя толкает тяга к неизведанному, а целью пути становится поиск матери (сестры, жены, невесты), украденной злой силой (чудовищем, вихрем, Золотым Кудряшом, колдуном, карликом), волшебного животного (златорогий олень, свинку-золотую щетинку, кобылу в сорок сажен) или волшебного предмета.

Ему помогают в этом волшебный конь, аршинный чёрный кот, сёстры-волшебницы, старик-колдун, умершие родители и т.д.

Наиболее популярны у коми сюжеты богатырских сказок (битва с чудовищем-гундыром, выходящим из моря, прилетающим в виде тучи, приезжающем на коне), сказки об ученике колдуна, о трёх царствах, о раке-молодце.

Среди коми-пермяков и зырян распространены также сказки, традиционно относящиеся к животным сказкам, но у коми с усилением элементов волшебного: о девочке (сёстрах) и медведе (“Медвежья нянька”, “Кошка с золотым хвостом”, “Старикова дочка”), о девочке с веретено и др.

Из них только коми-пермяцкий сюжет о медвежьей няньке можно отнести к сказкам о животных в чистом виде. Медведь находит заблудившуюся девочку и уводит к себе нянчить медвежат; девочке пытаются помочь убежать баран, затем бык, и только коню это удаётся.

В коми-зырянских сказках под видом кошки с золотым хвостом медведь заманивает трёх сестёр; младшая отправляет старших домой под видом гостинцев, ставит на чердак ступу, трижды плюнув и накрыв платком; медведь выслушав трижды “ответ” от подсыхающей слюны, кидает пестом в “непослушную” ступу; ступа падает, убивает медведя (в вариантах: медведь превращается в груду золота).

В сказках типа “Морозко”, старик уводит в лесную избушку свою дочь (по просьбе её мачехи), затем дочь жены. Медведь (в вариантах: старик Араль) играет с девочками в жмурки: дочери старика помогают мышь и петух, после пения петуха медведь падает и превращается в кучу золота и серебра; дочь старика возвращается богатой; дочь старухи медведь убивает.

Во многих сказках встречается мотив бегства.

В сказках “Иван, сын охотника”, “Охма” (ученик колдуна) герой убегает вместе с дочерью колдуна от хозяина.

В первом случае дочь-волшебница помогает жениху выполнить задачи отца: за ночь создать медовое озеро с золотыми лебедями, церковь со службой, хрустальный дворец; затем, они убегают от колдуна, и при приближении погони дочь колдуна превращает себя в попа, Ивана - в часовню, себя - в тетерева, Ивана - в берёзу, себя - в уточку, Ивана - в озеро.

Далее разворачивается сюжет “Забытая жена”: старик проклинает дочь, превращая её на три года в утку; Иван возвращается домой и, по прошествии трёх лет, собирается жениться; расколдованная дочь колдуна приходит и загадками заставляет вспомнить Ивана про оставленную суженую.

В сказках типа “Ученик колдуна” отец отдаёт сына на обучение случайно встретившемуся колдуну.

Сын обучается ремеслу и с помощью метаморфоз (конь, ёрш, кольцо, петух) скрывается от учителя, превращающегося в седока, щуку, парня, зерно);

ученик в образе петуха склёвывает учителя-зёрнышко и женится на подобравшей его в виде кольца девушке.

Весьма распространён у коми сюжет, по которому герой вместе с сестрой и двумя собаками убегает из родной деревни, чтобы скрыться от антагониста (Беса, Волчьего царя, старика-колдуна, Гундыра), которому их по глупости посулил отец, или который съедает каждый день из деревни (царства) по мальчику и девочке.

Возмужав и встретившись с противником, герой одолевает противника, который, обратившись добрым молодцем, берёт себе в помощницы сестру героя.

Сестра, сказавшись больной, посылает брата за целебной мукой в мельницу; собаки остаются за двенадцатью железными дверями; противник хочет съесть героя, но тот предлагает вначале помыться в бане; топит баню сырыми поленьями, собирает веники из двенадцати мест, приносит воду из двенадцати колодцев; затем, с помощью вырвавшихся на волю собак загоняет чудище в баню, сжигает его и заметает насекомых, в которых превращается противник, в огонь.

Далее чаще следует дополнительный сюжет: уход от сестры в тридевятое царство, женитьба на царевне после выполнения сказочных задач, новые злодейства сестры: усыпление с помощью волчьего зуба, оживление с помощью собак, уход от погони (предки царевны хотят съесть героя). Так, с помощью богатырской силы, волшебства, хитрости герой добывает себе свободу, царство, волшебный предмет или животное и в финале сказки женится на сказочной красавице.

Многие, заимствованные в коми фольклор русские несказочные тексты (духовные стихи, былины), также изменялись в сказочной традиции.

Илья Муромец, например, как и другие герои коми сказок, ищет жену, борется с Гундыром, в погоне за старичком-с-вершок спускается в подземное царство и т.д…

Иногда образ Ильи Муромца объединяется с образом Ильи Великого, громовержца. В ряде сказок Илья (как Аника-воин, Святогор и др.) символизирует богатырскую силу, которую герой получает от него или от его останков, забирая мизинцем со рта умирающего богатыря пену или собирая “красную кровь”, в которой содержится жизненная сила (“чёрная кровь” смерти выливается).

С конца XIX века значительная часть волшебных сказок теряет волшебство и, под влиянием устных рассказов странников, книжной традиции и распространившихся лубков, приобретает вид новеллистических авантюрных повествований.

ежала по лесу лисица, глядь, навстречу старая лошадь. Лошадь рассказала, что ее выгнал хозяин. Потолковали лошадь с лисой и решили, что они вместе станут жить, вместе еду добывать, а коли не прокормятся, то бросят жребий, кого из них зарезать, чтобы другой сыт был. Жили они, жили. Наконец, вся еда кончилась. Стали жребий метать, кого из них зарезать. Выпал жребий убить лошадь. А простым ножом её нельзя зарезать. Пришлось у жреца Пама нож просить. Побежала лисица к Паму, всё ему рассказала:

— Ой, великий Пам, дай нож лошадь зарезать, меня, лису, накормить.

А Пам отвечает:

— Затупился мой нож. Надо к Ену пойти, у него точильный брусок взять и мой нож наточить.

— Ой, могучий Ен, дай брусок Памов нож наточить, лошадь зарезать, меня, лисицу, накормить. Задумался Ен. Долго думал:

— Мой брусок очень тяжелый. Ступай на небо, заберись на ясный месяц, приведи оттуда черного быка. Он и стащит с неба на землю точильный брусок.

Побежала лиса на высокую гору, оттуда забралась на тучу, поднялась к ясному месяцу, просит:

— Месяц, месяц, отпусти своего быка, точильный брусок с псба втащить, Памов нож наточить, лошадь зарезать, меня, лису, до отвала накормить!

Отвечает месяц:

— Моего быка может с неба согнать только небесный пастух — сын солнца.

Побежала лисица к солнцу:

— Солнышко, солнышко, отпусти со мной своего сына-пастуха. Пусть он погонит лунного быка — брусок Ена стащить, Памов нож наточить, лошадь зарезать и кониной меня, лису, до отвала накормить.

Отвечает солнце:

— Не пойдет мой сын, пока не напьется заячьего молока.

Лисица на землю спустилась, в лес побежала, отыскала зайчиху и просит:

— Зайчиха, зайчиха, дай надоить твоего молока, солнцева сына напоить, он лунного быка пригонит, бык притащит брусок, Пам свой нож наточит, лошадь зарежет, меня, лисицу, накормит.

Отвечает зайчиха:

— Заячье молоко можно надоить только в осиновый подойник.

Побежала лисица к осине:

— Осина, осина, дай подойник, заячье молоко надоить, молоком солнцева сына напоить. Солнцев сын лунного быка пригонит, бык притащит брусок, Нам свой нож наточит, лошадь зарежет, меня, лису, накормит вкусным мясом.

Отвечает осина:

— Не дам я тебе осинового подойника, пока не добудешь острый зуб бобра. Побежала лисица к бобру.

— Бобер, бобер, дай мне острый зуб, чтобы сделать осиновый подойник, заячьего молока надоить, солнцева сына напоить, лунного быка пригнать, брусок притащить, Памов нож наточить, лошадь зарезать, меня, лису, до отвала накормить.

Отвечает бобер:

— Мой зуб могут вырвать только клещи кузнеца. Побежала лисица к старому кузнецу, горько плачет:

— Кузнец, кузнец, вырви зуб у бобра, чтобы сделать осиновый подойник, заячьего молока надоить, солнцева сына напоить, лунного быка пригнать, брусок Ена стащить, Памов нож наточить, лошадь зарезать, меня, лису, до отвала накормить. Взял кузнец свои клещи, вырвал зуб у бобра. Отнесла лисица этот зуб осине, осина дала подойник. Лисица наполнила подойник молоком зайчихи и напоила солнцева сына. Солнцев сын-пастух пригнал лунного быка. Бык притащил Паму брусок Ена. Пам наточил свой нож, пошел лошадь резать. Положил ее голову на приступок, ударил ножом, да так неладно-нескладно, что воткнулся нож в приступок. Испугалась лошадь и убежала без оглядки, и лисица ни с чем осталась.

Волшебные и реально-бытовые сказки на коми-пермяцком языке. Читают Заслуженный артист РФ Анатолий Радостев и артистка Нина Голева.
Музыкальное оформление: Александр Власов
Звукорежиссёр: Михаил Боталов
Литературный консультант: В. В. Климов
Альбом «ОЛАСÖ да ВÖЛАСÖ» коми-пермяцкöй фольклор сьöртi

Легендаэз да преданнёэз. Диск "Оласö да вöласö"

На фото: фрагмент картины В. Онькова "Кудым-Ош"

Жили-были

Жили-были дед да баба. Еда у них закончилась,мяса нет, хлеба мало. Вот дед и говорит:
- Ну-ка, баба, я схожу в лес, может, что-нибудь найду.
Встал, оделся, обулся, взял топор и пошёл в лес. А баба дома осталась. Дед ходил, ходил. Смотрит, под ёлкой медведь лежит. Подошёл к медведю, посмотрел, видит:
медведь спит. Взял дед топор да как по лапе ударит! Лапу отрубил. Топор обратно засунул,лапу на плечо и домой пошёл. Домой пришёл, шкуру снял, мясо бабе дал:
- Возьми и свари, сегодня досыта наедимся.
- Ну, досыта, так досыта, - баба говорит.
- Я сейчас печь затоплю, чугунок поставлю.
Медведь проснулся, а лапы нет. Смотрел, смотрел, увидел липу. Сломал липу, сделал липовую ногу. Берёзу сломал, сделал клюку и пошёл в деревню.А старик бабе говорит:
- Я пойду в лес, а ты дверь запри. Может, медведь придёт лапу искать.
Старик ушёл. Старуха за ним дверь заперла. Старуха шерсть выстригла с медвежьей шкуры, села за прялку и прядёт, сама песенку поёт. Сидит на медвежьей шкуре, медвежье мясо варит.А медведь идёт и поёт:
- Скирлы-скирлы,
На липовой ноге,
На берёзовой клюке.
Вся деревня спит,
Одна баба не спит,
На моей шкуре сидит,
Моё мясо варит,
Мою шерсть прядёт.
Бабусень, бабусень,
Я тебя съем!
Пришёл медведь к дверям, стучал, стучал, старуха не открывает. Повернулся, обратно в лес ушёл. Хозяин вернулся домой, спрашивает:
- Кто-то приходил?
- Ой, старик, медведь приходил, стучал, стучал. Я дверь закрыла и его не пустила. Он и ушёл.
Старики мясо съели, спать легли. На следующий день старик опять говорит:
- Я сегодня опять в лес пойду, запри дверь хорошо.
Заперлась старуха. Ушёл старик. Медведь тем же путём снова идёт, песню поёт:
- Скирлы-скирлы,
На липовой ноге,
На берёзовой клюке.
Вся деревня спит,
Одна баба не спит,
На моей шкуре сидит,
Моё мясо варит,
Мою шерсть прядёт.
Бабусень, бабусень,
Я тебя съем!
Медведь стучал, стучал, баба снова не открыла ему дверь. Повернулся медведь и в лес ушел. А хочется ему лапу найти. Где его лапа? Куда пропала? Старик пришёл домой, опять спрашивает:
- Приходил кто-то?
- Опять медведь приходил.
- И что же?
- Вот стучал, а не сказал, что ему нужно. Я дверь не открыла, он ушёл.
Другую ночь ночевали. Старик опять говорит:
- Мясо кончается, старуха. Надо опять кого-то ловить, может, зайца или лису поймаю. Схожу опять в лес, возьму топор с собой.
Старик встал, пошёл в лес. А забыл предупредить старуху, чтобы дверь за ним заперла. И старуха об этом забыла.А медведь опять к старухе идёт. По запаху идёт, идёт и песню поёт:
- Скирлы-скирлы,
На липовой ноге,
На берёзовой клюке.
Вся деревня спит,
Одна баба не спит,
На моей шкуре сидит,
Моё мясо варит,
Мою шерсть прядёт.
Бабусень, бабусень,
Я тебя съем!
Пришёл медведь, а дверь открыта. Он зашёл. Старуха кричит:
- Ой, ой! Забыла закрыть дверь! Сейчас меня медведь съест!
Медведь съел старуху, кости в платочек завязал и на лавочку положил. Вышел и в лес ушёл. Тут старик вернулся.
- Почему меня сегодня старуха не встречает? Не слышно её. И дверь открыта. Что же это такое?
Зашёл старик в избу, а старухи нет. Видит: прялка, а на скамейке узелочек лежит. Развязал старик узелок, а там только косточки старухи. Заплакал старик горько. Остался он один. И сейчас, наверно, плачет. Наверно, старуху до сих пор ищет.

Как заяц Епу-охотника проучил

Жил – да был охотник Епа: среди людей толкался да всё старался разбогатеть.Так они и жили, что раз в неделю обедали, а об ужине и не вспоминали. Всей одежды на них – одна на двоих: если Епа оденется, Епиха на печке сидит; если Епиха в люди выйдет, Епа дома сидит.

Всю жизнь Епа лес мерил, чащу кроил, лапти и одежду переводил. Удастся – куницу возьмёт или рябчика подстрелит; не удастся – зря ноги помнёт. Взял однажды Епа ружьишко своё да и подался в осинник на зайцев. Весь день бродил, ногам покоя не давал, но зря: и мышь не встретил. Не повезло,значит. А не повезёт, так и с харчами с голоду пропадёшь. Только повернул лыжи обратно – на него заяц налетел, чуть лбами не стукнулись. Вскинул Епа ружьишко, взвёл курок и уже на прицел зайца взял, а тот вдруг говорит:

Не спеши, Епа! Убить всегда успеешь, а доброго совета не всегда услышишь.

У Епы глаза на лоб: до старости дожил, а чтобы косые людей учили – сроду не слыхивал. Длинноухий тем временем сел на пенёк, нога на ногу, и опять говорит:

Когда убьёшь меня, делай так. Сними осторожненько шкуру, высуши её и купцу продай. На вырученные деньги козлёнка купи. Вырастет – двух козлят принесёт…

Слушает Епа, рот раскрыл и уши развесил, а ружьишко дулом в снег воткнул. « Вот где, - думает, - счастье-то привалило: и молочко будет, и деньжат заработаю». А косой, будто у тёщи в гостях, сидит спокойно и продолжает:

Купишь поросёнка, свинью вырастишь. Свинья опоросится – продай поросят купцу, купи тёлку. Вырастет тёлочка, коровой станет, бычка принесёт. Откормишьбычка и на лошадку поменяешь…

Вскружилась Епина голова от такого богатства, не до зайца стало.Совсем наяву видит Епа, как он на сивом в яблоках рысаке гарцует! На пригорке собственный двухэтажный дом стоит. Заходит Епа в горницу, жена на стол тарелку с мясным супом ставит, режет большую пшеничную ковригу. Привёз Епа дорогие подарки своей хозяйке – кумачовую кофту и сарафан из синего кашемира…

Ладно,- сказал Епа, - ужо пристрелю зайчишку…

Глядь, а перед ним только пенёк торчит, на котором длинноухий сидел. Ускакал заяц в лес и всё богатство Епы с собой унёс.

Куда ушел Пера?

Пера за свою долгую жизнь исходил все леса, болота, горы в Парме, видел много необычных и сказочных мест, богат наш край ими.. Когда пришла пора отойти в мир иной, Ен-Бог сказал Пере, что не хочет, чтобы Пера покидал Парму. –Кто ещё будет её так охранять, защищать от нечисти, помогать нуждающимся? Тогда пошел Пера в место, где есть двери в Йомалу – страну не-живых, мир духов, и сказал он обитающим там – отныне править вами буду я! С тех пор над всеми болотными, лесными, водяными, горными духами, лесами и горами, всей Пармой видимой и невидимой стал главный – царь Пера. И теперь он следит как и прежде, чтобы никакие вредные и злые духи не мешали живущим в Парме людям, оберегает природу Пармы.. Заблудятся ли в лесу люди – он помогает им выйти обратно, плохих и злых, нечистых людей – путает в лесу, чтобы они помучались немного.. Когда люди начинают вредить Парме, он направляет злой ветер, чтобы он пошумел-погудел в селениях людских, чтобы поняли люди – они должны жить в единении с матушкой-природой, оберегать её, а не только использовать её. Так и случаются в Парме ураганы, чем больше человек не-бережно использует Парму – тем чаще. Горе тому, на кого рассердится Пера! Страшно будет ему в лесу. Живые деревья будут падать на него, злые духи будут преследовать его, и не найдет он ничего хорошего в лесу Пармы, как бы не искал. А добрым людям царь Пера – помогает находить нужное.. Бывает, мало уродилось ягод, грибов, зверья или птиц, рыбы – попросишь царя Перу, духов леса помочь найти нужное – они и помогут.

Двери в Йомалу – открываются иногда. И тогда – проходящие по лесу люди могут встретить необычных людей, взявшихся вдруг ниоткуда, услышать в глухом лесу звук бренчания колокольчиков пасущихся коров в селениях Йомалы. Йомала может усыпить людей, увлечь в себя..в эти дни опасно ходить в лесу! Только раз в году – выходит Пера из Йомалы, и бродит около могилы Зарань, громко тоскует и плачет по ней.. В этот день каждый год обязательно можно услышать раскаты грома и идет дождь..Не смог он взять её с собой в Йомалу, не пустил Ен-Бог туда свою дочь.. Так и живет царь Пера в Йомале, правит невидимым миром Пармы.

О жизни Перы и Мизи на Лупье-реке

Очень давно, тысячу лет назад, а может быть и больше, тёмные леса росли на месте наших деревень. Седой и старый, как Земля, Урал был покрыт густыми лесами. Человек с трудом пробирался среди них, больше по рекам на лодках-долблёнках. Глухие были наши места, но много разной дичи водилось, зверей да птицы – тьма-тьмущая. Населял в те старые годы нашу землю чудский народ. Чудские селения-то в лесах по речкам были разбросаны. Жилища себе чуди не строили, от непогоды укрывались в ямках-землянках. Землю не робили, коров да лошадей не разводили, а пропитание находили на реках да в лесах. Рыбу ловили по речкам. Кедровые орехи да травы собирали. Лесовали в уральских пармах на зверей и птицу. Кто попадёт – тетеря или рябчик, лось или медведь, белка или куница – всё шло на пропитание, всё шло на обзаведение в хозяйстве. Не знали ни ружей, ни пороха, с луком и стрелами лесовали, слопцы на зверей ставили. Найдут в лесу тусяпу, запарят, согнут в дугу, завяжут лосиным сухожилием – вот и оружие готово.

Славились на охоте среди чуди два брата – Пера и Мизя. Жильё своё Пера и Мизя имели по лесной реке Лупье, что течёт в Каму, на парме, у самой деревни Мэдгорт. Стоит та парма высоко у Лупьи-реки, и виден с неё во все стороны лесной край. Была у Перы и Мизи красавица сестра, да сказывают, жила та сестра далеко-далеко на севере, подле холодного моря. Владела она несчётными стадами оленей. Очень любила она оленей, поэтому и ушла жить в далёкий край, к холодному морю, где было много мхов для их пропитания. Стройный, как сосна, кудрявый, как кедр, Пера обладал богатырской силой. Не было сильнее богатыря среди чудского народа. Кинуть стопудовый камень за десять вёрст для Перы было ребяческой забавой. Пера-то с Мизей ещё маленькими ребятами перекидывались большими камнями, как шариками. С пармы на парму камни-то бросали, кто дальше бросит. Увидел однажды Пера большую галю, что лежала у их селения, велика была галя, больше избы величиной, схватил её и хотел на другой берег Лупьи-реки перекинуть, да сорвалось галя-то, прямо в Лупью-реку упала. Лежит галя поныне на дне Лупьи-реки близ старойдеревни Мэдгорт. Большущий-пребольшущий камень-то, всю реку перегородил. Да глубока Лупья-река, скрыла она холодными водами ту галю. Только летом, когда вода спадёт, можно её увидеть.

Прослышал чудской народ про силу Перы и прозвал его Пера-богатырь. Нашёл Пера-богатырь в лесу трехсаженную ёлку, согнул лыжи, из длинного и упругого тусяпу сделал лук, тетиву изготовил из лучших оленьих сухожилий. Из шкур лосей сшил себе тёплый совик. Далеко ходили Пера с Мизей ловить рыбу. По Каме, Иньве, Велве, Вишере рыбу-то ловили. Пойдут с утра на лыжах рыбу-то на Иньву-реку ловить, морду и сети с собой заберут, а к вечеру на Лупью-реку возвращаются – десять больших пестерей рыбы принесут. Быстрей, чем на лыжах, ездил Пера на собаках. Было у него десять долгоногих собак, запрягал он их в нарты и в один день обёртывал до тех низовьев Камы, что у Орла-городка. Ездил он на собаках и к холодному морю – сестру повидать, в великих озёрах рыбу половить. Много земель исходил и изъездил Пера. От Камня до Кая, от Вишеры до Иньвы всю землю уральскую обошёл Пера на трехсаженных лыжах, изъездил на долгоногих собаках. И не было среди чуди охотника лучше Перы. Сила у него в руках была богатырская. Встретил он в лесу медведя, медведь-то не уступил ему дорогу – все когти тому медведю вырвал Пера-богатырь, одной рукой того медведя удушил. Убьёт в лесу Пера-богатырь лосей или оленей каких, свяжет им ноги, насадит на пику, взвалит на плечо и несёт домой. По два, по три лося зараз приносил. По всему большому Уральскому краю все, от мала до велика, знали про славного охотника Перу-богатыря, делился, видишь ли, Пера-богатырь со своим народом-то, помогал слабым и хилым, которые лесовать и робить не могли.

Ты спрашиваешь, что с Перой-богатырём потом стало? Куда он делся? Про то вот что старики рассказывают. Когда пришла старость, ушли Пера-богатырь с Мизей внутрь пармы Мэдгорт, что у Лупьи-реки, и там окаменели. Давно ушли в парму Мэдгорт Пера-богатырь с братом Мизей, много с того времени вод пронесла мимо Лупья-река. Лежат ныне каменные богатыри в парме Мэждгорт и с попутным ветром да лупьинскими водами посылают привет всем, кто несёт людям радость и счастье.

Пера и Зарань

Высоко-высоко над землей, на небе, жили бог Ен и его дочь Зарань. Тихо и спокойно текла их жизнь. Вокруг было одно небо - ровное, голубое, ни гор высоких на нем, ни оврагов глубоких, ни рек текучих, ни лесов дремучих - ничего нет.
Скучно стало Зарани на небе.
Смотрит она вниз на землю. А земля не то что небо: в одном месте зеленеет лесами, в другом желтеет полями, и реки по ней бегут, и леса стоят, и горы возвышаются.
Смотрела, смотрела Зарань на землю и однажды сказала Ену:
- Отец, мне скучно здесь, пусти меня землю посмотреть.
- Чего там смотреть, - недовольно проворчал Ен. - Плохо на земле: горы, да овраги, да дремучий лес - парма, а в нем бродят свирепые звери медведи.
Не пустил Ен дочку на землю.
Прошел день, другой, третий, а у Зарани из головы не выходят мысли о земле. Все думает она, каковы горы и овраги, что такое дремучий лес - парма. Очень хочется ей увидеть все это своими глазами. Даже медведи не пугают. "Авось, - думает, - не тронут они меня". Но как попасть на землю?
Тут увидела Зарань радугу, которая через все небо перекинулась, до земли достала и пьет воду из лесной реки.
- Радуга, радуга, позволь мне по твоей спине с неба на землю сойти, - попросила Зарань.
- Иди, - ответила радуга, - только спеши: я как напьюсь, так сразу поднимусь в небо.
Побежала Зарань по спине радуги вниз, но не успела добежать до земли: радуга напилась и поднялась в небо.
Досадно стало Зарани.
С тех пор Зарань, что бы ни делала, все время поглядывала: как там радуга, не пьет ли опять воду из земной реки?
И когда однажды радуга снова наклонилась к реке, Зарань со всех ног пустилась бежать по ее полосатой спине.
На этот раз она успела пробежать весь путь и ступила на зеленую землю.
Вдруг она слышит, кто-то ее спрашивает:
- Кто ты такая?
Видит Зарань: перед ней стоит молодой парень в красивой одежде из пушистого меха.
- Я Зарань, дочь бога Ена. А ты кто?
- Я охотник, хозяин здешних мест, а зовут меня Пера. Зачем ты спустилась с неба сюда?
- Скучно мне на небе, хочу посмотреть на землю.
- Что ж, будь гостьей, покажу тебе всю земную красоту.
Повел охотник Пера девушку по своим владениям, показал ей леса и поляны, горы и долы, реки шумные и ручьи светлые. Очень понравилась Зарани парма, и Пера ей понравился.
- Хочу я подольше пожить в твоих владениях, - говорит она Пере.
- Оставайся насовсем, - отвечает ей Пера, - пусть моя земля будет и твоей.
И осталась дочь бога Ена жить на земле.
Тем временем хватился бог Ен дочери, а ее нет. По всему небу он искал ее - не нашел. Глянул на землю - и увидел свою дочь Зарань в доме земного человека на берегу реки.
Приказал Ен радуге наклониться к земле и говорит:
- Возвращайся, дочь, скорее домой.
А та отвечает:
- Не хочу на небо, я хочу жить на земле.
- На земле ты будешь жить в темном лесу, ходить узкими звериными тропами, есть грубую земную пищу.
- Все равно я останусь на земле.
- Тебе придется терпеть лишения и нужду, тяжелый труд и болезни. Одумайся, пока не поздно.
Поглядела Зарань на Перу и ответила отцу:
- Нет, я больше никогда не вернусь на небо.
Рассердился Ен и напустил на землю великую жару. От этой жары поникла трава на лугах, листья на деревьях пожухли, высохли реки и речки, но на самом дне глубокого оврага остался один маленький родничок, он и поил все живое.
Перетерпели Пера и Зарань великую жару, а Ен шлет новое испытание: обрушил на землю невиданные ливни. Затопила вода все низины, затопила низкие горы, затопила высокие. Но Пера и Зарань построили плот и спаслись.
Спала большая вода, пошла было жизнь по-прежнему. Но Ен придумал новое наказание: он увел от земли солнце, и наступила на земле стужа, повалил снег, замела-завыла метель, земля погрузилась во мрак.
Но скрылись Пера и Зарань в чаще пармы. Парма укрыла их от ветра и холода, в парме охотник Пера добывал дневное пропитание.
Долго не пускал Ен солнце освещать и греть землю, а когда оно вернулось на прежний свой путь и снова осветило и согрело землю, посмотрел Ен вниз и глазам своим не поверил.
На берегу большой реки, радуясь солнцу, пели и плясали люди, целое племя. И была среди них женщина, которую они все называли матерью. Была она такая же ясноглазая, как его дочь Зарань, только волосы у этой женщины были не золотистые, а седые.
- Скажи мне, женщина, кто ты такая? - спросил Ен.
- Я твоя дочь Зарань, - ответила она.
- А кто эти люди, которые веселятся вокруг тебя?
- Это наши с Перой дети, а твои внуки.
Так на земле появилось племя Перы - предки коми-пермяков.

Пера и леший

Зеленым мхом до пят зарос

Пермяцкий леший Висел,

Собачьи уши,

Птичий нос,

Глазищи, как у рыси.

Шагал он грозно по тайге,

Сшибая кедры лапой,

И путь переступал реке

Его дырявый лапоть.

А дом его на три угла

Стоял за Кайским волоком,

И в страхе парма вся жила,

От горя выла волком.

Подарки клали пермяки

На пень ему покорно –

Собачью печень,

Яички птицы черной.

Над ними тешился он всласть.

Любил всего охотней

Дороги путать, тропы красть,

Чтоб заплутал охотник.

Идешь в тайгу – знай наперед

Народные заветы:

Иль шапку – задом наперед,

Полу – изнанкой к свету,

Иль стельки так переложи,

Чтоб в левом лапте – правая,

И перестанешь ты кружить,

К дороге выйдешь правильно.

Но всюду Висел на пути,

И злы проказы лешего:

Угонит зверя – не найти,

В капканы крыс навешает.

А сколько он детей унес

К себе за волок Кайский!

Не от дождей, от горьких сдез

Промок весь край Прикамский.

Был Пера молод. Налегке,

Колчан привесив к поясу,

Бродил по Вишере-реке,

По Каменному поясу.

Но коль беда в родном краю,

И Пере жить невесело,

И он ведет тропу свою

К владеньям злого Висела.

А вот и Кайский волок тот,

Мягка тропа – без кочек,

Но кто огонь здесь разведет,

Тот гибель сам себе найдет:

Лешак его прикончит.

Ты, леший, злобен и хитер,

Но и у Перы глаз остер!

Он на тропе раздул костер,

Чайком себя потешил.

Но дрогнул вдруг лесной простор,

Спешит сквозь чащу леший.

Идет, во весь поднявшись рост,

К земле березы клонятся,

Галчата выпали из гнезд,

Зверье в логах хоронится.

Идет – и нет его грозней:

Ручищи – до коленей,

А морда – словно бы на ней

Копали мох олени.

За то, что здесь костер зажег,

Пришел сюда, непрошен,

Я посажу тебя в мешок

И в черный омут брошу!

Иди-ка ты, скажу добром,

Своей дорогой, Висел!

И Пера сохнуть над костром

Портянки поразвесил.

Лешак глядит через плечо,

С досады глаз скосил он:

Давай с тобою, мужичок,

Померяемся силой.

А вот так: возьмем бревно,

Потянем друг у друга,

Кому достанется оно –

Тому и власть в округе!

Уселись так – глаза в глаза,

Взялись за кряж здоровый,

А Пера сзади привязал

Себя за пень кедровый.

Бревно рванул к себе лешак,

Как рвут из грядки репу,

Но крепок вязаный кушак,

И пень столетний крепок.

С натуги лопнешь, старина, -

Охотник смех не прячет. –

Бессильна силушка одна,

Слепа, как зверь незрячий.

Лешак сопит, рычит, ревет.

Бревно со всею силой рвет.

Пень за охотником трещит,

Тугие рвутся жилы,

Земля вздувается, как щит,

Уж корни обнажило…

Что там скрипит? – спросил лешак.

Ответил Пера веско,

Что входит, мол, в него вот так

Земная сила – с треском.

Во мне уж силушки вдвойне,

Пустяк – с тобой тягаться мне!

И струсил леший, и прокис:

Бороться мне не хочется,

Не стану я творить проказ

В лесах, где ты охотишься.

И леший наломать хвои

Побрел, лаптями шаркая.

У Перы хлопоты свои –

Нодью наладить жаркую.

Я знаешь, как храплю во сне? –

Пред Перой леший хвалится, -

Повянут иглы на сосне,

Листва с берез повалится!

«Видать не зря хитрит лещак,

Недоброе замыслил он» -

Подумал Пера не спеша

И так ответил Виселу:

Во сне я словно бы горю,

Тебе признаюсь искренне,

Пускаю дым в одну ноздрю,

Другая пышет искрами.

Туман поднялся от земли,

И ночь спустилась вороном,

Спать на хвою они легли

Костра по обе стороны.

От храпа Висела трава

Повяла и посохла,

С деревьев сыплется листва,

От эха ночь оглохла.

Тихонько встал охотник наш,

Суровый и спокойный,

И приволок кедровый кряж

К своей лежанке хвойной.

Где изголовье – всю в дыму

Он головню подбросил,

Накрыл одеждой и во тьму

Ушел под кроны сосен.

И видит: серою копной

В ночи поднялся Висел

И с длинной пикою стальной

К его постели вышел.

Прокаркал: «Крепко спит мужик,

Коль из под шапки дым кружит!

Богатырей пермяцких шесть

Сразил я этой пикой,

Еще один в запасе есть,

И он сейчас не пикнет.»

И пика Висела, как гвоздь,

Кедровый кряж прошла насквозь!

И тут сказал из темноты

Охотник, целясь в лешего:

Как старый хорь, коварен ты

И глуп, как заяц бешеный.

Ты будешь, висел, первым,

Кого прикончит Пера.

Стрела упругая взвилась

И в сердце Висела впилась!

И вздрогнул раненый лешак,

Взревел грознее грома,

Тайгу вдоль волока круша,

Помчался Висел к дому,

И выбил двери лапой,

И мертвым рухнул на пол.

А в том дому на три угла,

В бревенчатом подвале

Тюрьма для пленников была,

Где люди бедовали.

Их Пера спас. И дом – спалил,

А ветер пепел распылил.

Предание о роднике

Рядом с Пелымом когда-то была деревня. Я там прежде жила, замуж туда выходила. Оттуда родом мой муж. Там у деревни было поле, мы его косили, гребли, зерно сеяли. В той деревне была берёза и стояла часовня. Однажды зашли люди в часовню молиться, и часовня вместе с людьми провалилась под землю. На этом месте образовался колодец. Сейчас он завалился, потому что много лет прошло. Там словно колодец был, берёза его укрывала, точно дверь там была. Так хорошо было! Сейчас завалился уже. На это место люди ходят, оттуда приносят лечебную воду. Человек начнёт болеть, или скотина, берут оттуда воду, она лечит. Очень полезная вода. Почти весь наш округ туда за водой ходит. Мы тоже ходили. У меня есть сын. Он несколько раз туда ходил. Однажды он подумал о том, что надо поставить там крест. Только подумал, а в небе появился огонь, как шар с маленьким хвостиком. Шар долетел по небу до сынаи упал. Сын людям об этом рассказал. Люди ему сказали, что это чудской народ велит здесь крест ставить. Он в прошлом году это место огородил. Столько туда людей приходит! В прошлом году на Троицу около ста тридцати человек было.
---

Сказка о Ен-Маа

Далеко ли далёко, в царстве, где невидимым миром правит царь Пера, а в видимом мире живут простые люди, есть Ен-маа – Божья земля... Путь туда неблизок, но и недалек... люди земные, по своей далекости от Бога и слепости, проходя мимо, и не разумеют, что тут находится ворота в Царство Небесное, где обитает теперь Ен-Бог...

В далекие давние времена, когда Ен-Бог правил на земле, выбрал он красивое место, с которого виден был горизонт во все четыре стороны, и где Царство Небесное было очень близко к земле. Так близко, что если туда ступить, то оказываешься наверху, оставаясь на земле... После того, как Ен-Бог сотворил на земле всё, что надо было, решил он отдохнуть от людей, и отправиться в Царство Небесное, где нет никаких забот, где тишина и покой, поближе к Шонди-солцу...

И сказал Ен-Бог людям земным, что всегда, когда они хотят придти к нему, могут придти на Ен-му и поговорить с ним око к оку и уста к устам. И ушел Ен-Бог на Ен-му на покой. Но люди земные, оставшись без Ен-Бога на земле, от своей немощности и неумения жить в гармонии с окружающей природой и миром, очень часто стали приходить на Ен-маа, чтобы спросить у Ен-Бога вопрос по любой жизненной мелочи. Надоело Ен-Богу смотреть на немощность людей земных, и решил он закрыть ворота в Ен-му, и открывать их только в определенные дни, и только людям с чистым сердцем. И случалось так, что люди, не зная что Ен-ма уже закрыта для них, приходили туда к Ен-Богу, вопрошали его, но не слышали в ответ ничего... только гром и молнии, или сильный ветер с тучами посылал туда Ен-Бог... и позабыли постепенно люди земные дорогу на Ен-ма. И теперь путь до Ен-ма открывается только тем, кто видит больше, чем видно, и слышит больше, чем слышно, и на ком лежит светлая печать Ен-Бога...